Северокорейские рабочие в россии
Северокорейские рабочие в России — трудовые мигранты или рабы? Объясняет кореевед Андрей Ланьков: Carnegie.ru — Meduza
Северокорейские трудовые мигранты во Владивостоке. 31 августа 2012 года
Интерпресс / PhotoXPress
США, обеспокоенные ядерной программой Пхеньяна, имеют все основания стремиться финансово удушить Северную Корею. Но попытки называть корейскую трудовую миграцию «рабством» и изображать борьбу с ней как заботу о северокорейских гражданах не имеют никакого отношения к реальности. В рамках совместного проекта Московского центра Карнеги кореевед Андрей Ланьков рассказывает о новом докладе Госдепартамента США по поводу торговли людьми — и объясняет, в чем он ошибается касательно северокорейцев в России.
Госдепартамент США опубликовал очередной доклад, посвященный проблеме торговли людьми (human trafficking), и там обнаружились неожиданные претензии к России. В докладе сообщается, что на территории России находятся «трудовые лагеря», в которых содержатся северокорейские рабочие.
Сама формулировка — «трудовые лагеря» — вызывает в воображении страшные картины, заставляя вспоминать о Колыме 1937 года. Вдобавок в докладе Госдепартамента говорится о том, что десятки тысяч северокорейских рабочих подневольно трудятся по 20 часов в сутки за скудный паек. Вывод делается вполне однозначный: Россия, как и ряд других стран, где находятся северокорейские рабочие, использует подневольный труд и должна немедленно отказаться от этой порочной практики.
Я занимаюсь Северной Кореей уже более трех десятилетий, и за это время мне не раз доводилось беседовать с теми гражданами КНДР, которые работали — или сейчас работают — за границей. В том числе с теми, кто из лагерей бежал и потом перебрался в третьи страны. Поэтому, ознакомившись с докладом Госдепартамента, я не могу удержаться, чтобы не задать один простой вопрос: а как именно рабочие оказываются в этих лагерях, на каком основании этих якобы рабов XXI века отбирают для отправки в «трудовые лагеря»?
Ответ может удивить многих. Формально на работу в Россию, Китай и Ближний Восток власти КНДР направляют квалифицированных рабочих, которые вдобавок отличаются идейно-политической устойчивостью. Но на практике важнейшим критерием отбора уже давно является способность кандидата заплатить взятку местному начальству, причем речь идет о весьма внушительной — по северокорейским меркам — сумме.
Мне как-то не приходилось слышать, чтобы африканцы в XVII веке платили работорговцам за право подняться на борт судна, увозящего их трудиться на сахарных плантациях Карибских островов. Не попадалось историй и о том, чтобы чернокожие рабы, вернувшись после нескольких лет работы на этих плантациях, оставляли часть заработанного там для того, чтобы по прошествии нескольких лет вновь заплатить за право подняться на борт уходящего в Америку корабля.
Сам по себе факт, что за возможность поработать в этих «трудовых лагерях» в Северной Корее нужно платить немалые деньги, показывает: какими бы тяжелыми ни были там условия труда, рабским этот труд считать не приходится.
Для подавляющего большинства северокорейцев работа за границей означает возможность радикально улучшить имущественное и социальное положение — и свое собственное, и своей семьи. Более того, для многих из них это вообще единственный шанс на социальную мобильность.
Традиции лесорубов
История северокорейских рабочих в России/СССР началась еще до формального провозглашения КНДР. Первые группы рабочих были завербованы для работы на рыбных промыслах и лесозаготовках Дальнего Востока в 1946 году, когда северная часть Корейского полуострова находилась под прямым управлением Советской армии. Речь идет о весьма масштабной миграции: за период 1946–1949 годов на работу в СССР прибыло 26 тысяч человек. Многие из них по истечении срока контракта постарались не возвращаться домой. Некоторым это удалось — они благополучно влились в сахалинскую корейскую общину.
Однако по-настоящему история трудовой миграции началась после того, как в 1966 году на закрытой встрече Ким Ир Сена и Леонида Брежнева во Владивостоке было принято решение регулярно отправлять в СССР северокорейских рабочих. Проект этот благополучно пережил распад Союза, голод в КНДР, неоднократную смену высшего руководства и частые изменения политического курса обеих стран. Он продолжает функционировать и сейчас.
В этом нет ничего удивительного: большинство проектов советско-северокорейского (а потом и российско-северокорейского) сотрудничества были экономически малоцелесообразными, осуществлялись исключительно по политическим соображениям и в силу этого оказались нежизнеспособными. Но к поставкам рабочей силы это не относится: с самого начала речь шла об экономически оправданном и взаимовыгодном проекте. От него выигрывала и российско-советская сторона, получавшая дешевую и дисциплинированную рабочую силу, и Северная Корея, которая могла зарабатывать валюту, и сами северокорейские рабочие.
В 1970–1990-х годах количество северокорейских рабочих, находящихся в каждый конкретный период на территории СССР, колебалось между 15 и 20 тысячами человек. В основном они были заняты на лесозаготовках в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке.
Поначалу, как вспоминают северокорейцы старшего поколения, мысль о поездке зимой в сибирскую тайгу особого энтузиазма не вызывала, и рабочих действительно приходилось направлять туда в принудительном порядке. Но не прошло и нескольких лет, как ситуация радикальным образом изменилась: жители КНДР обнаружили, что их соседи, отработав в Сибири положенные два года, возвращались в родные места настоящими богачами — конечно, по скромным меркам тогдашней Северной Кореи. Корейцы старшего поколения до сих пор с удивлением вспоминают, как на улицах их городков в 1970-е вдруг стали появляться парни на собственных мотоциклах — ИЖ и «Явы» были привезены их владельцами из СССР.
Платили рабочим действительно очень мало — в начале 1980-х водитель тяжелого грузовика или лесоруб зарабатывал 50-80 рублей в месяц, то есть раз в пять меньше, чем за такую же работу получал бы гражданин СССР. Но рабочим предоставляли жилье и еду, так что деньги эти особо не тратились, и за два года — именно столько длилась тогда типичная командировка — у жившего на всем готовом рабочего скапливалась тысяча-другая советских рублей.
На эти деньги покупались товары, которые пользовались спросом в КНДР, — от холодильников и мотоциклов (в те времена — символы крайней роскоши, аналог «Порше», а то и собственного самолета) до телевизоров, эмалированных тазов и кастрюль. Все это грузили в контейнеры и отправляли домой для последующей перепродажи, так что два года в Сибири гарантировали пять-восемь лет спокойной и сытой жизни всей семье. Конечно, под «сытой жизнью» подразумевается возможность почти ежедневно есть рис, а временами и свинину, но в Северной Корее 1970-х такое имели далеко не все.
Разумеется, за право быть отобранным нужно было платить и тогда: стандартным вознаграждением начальнику, который порекомендовал тебя на работу в СССР, служил телевизор — сначала черно-белый, а потом, примерно с 1980-1985 годов, все чаще цветной.
Конечно, особой идиллией считать жизнь рабочих не приходилось. Северокорейские лагеря лесорубов с самого начала представляли собой государство в государстве, и присутствовавшие там представители северокорейских спецслужб внимательно следили за настроениями и поведением рабочих. За отклонения от предписанных правил поведения лесорубов ждало суровое наказание. По возможности виновных и подозрительных вывозили из СССР на родину и разбирались с ними уже там, а для их временного содержания в самых крупных северокорейских лагерях лесорубов были оборудованы тюрьмы. В тех случаях, когда вывоз был затруднен, а человек казался действительно опасным, северокорейские компетентные органы без особых колебаний прибегали и к физической ликвидации — советским властям сообщали, что человек стал жертвой несчастного случая или вовсе пропал без вести.
Впрочем, подобное происходило редко. В своем большинстве северокорейские рабочие не были склонны обсуждать сообщения «ревизионистской советской прессы» и вообще беседовать на политические темы, да и законы они в целом старались не нарушать. Главная их задача была проста и понятна — заработать денег для семьи, и с этими деньгами благополучно вернуться домой. Немалую роль играло и то, что с самого начала на работу за рубеж отправляли только тех, у кого дома остаются жены и дети, — им есть к кому возвращаться, а в случае нежелательного поведения рабочего в распоряжении властей имеются заложники.
На ситуацию с северокорейскими рабочими перестройка повлияла на удивление мало. Потребность в дешевой рабочей силе никуда не делась. Хотя в кризисные 1990-е количество северокорейских рабочих ожидаемо сократилось, после 2000 года их численность опять стала расти и сейчас доходит примерно до 30 тысяч человек.
Правда, характер работы изменился: ныне лесорубы составляют лишь небольшую часть всех северокорейских рабочих. Граждане КНДР работают в строительстве, сельском хозяйстве, пищевой и легкой промышленности, сфере обслуживания.
Оброком легким заменил
Северокорейские власти стремятся как можно плотнее контролировать своих граждан за рубежом, поэтому обычно расселяют их компактно, в общежитиях или, если они работают в сельской местности, в пресловутых лагерях. Но значительная часть северокорейских рабочих в России с конца 1990-х годов оказалась «отпущенной на оброк». Им разрешено не только свободно перемещаться по российской территории, но и самим искать себе работу.
Подразумевается, что они будут отдавать государству некоторую фиксированную сумму, а все заработанное сверх оставят себе. В большинстве случаев таким правом свободного поиска пользуются небольшие бригады сельскохозяйственных или строительных рабочих, выполняющие мелкие частные заказы. Во многих случаях дополнительную внеурочную работу на стороне ищут и те, кто работает организованными группами на крупных предприятиях и стройках.
Размер «оброка» фиксирован и зависит от ряда факторов, включая квалификацию рабочего, условия местности, где он находится (например, выплаты на Сахалине, с его нефтегазовым благополучием, обычно выше, чем на материке). В России в большинстве случаев выплаты, формально именуемые «плановым взносом», сейчас составляют от 500 до 900 долларов в месяц.
Некоторая часть этих денег оказывается в карманах северокорейских менеджеров и спецслужбистов, которые окормляют рабочих, но в основном они все-таки поступают в северокорейский государственный бюджет. Именно эти поступления, в сумме составляющие несколько сотен миллионов долларов в год, и являются основной причиной того, что КНДР активно посылает рабочих за рубеж — а Госдепартамент США пытается эту практику прекратить.
Впрочем, внакладе не остаются и те, кого в докладе Госдепартамента назвали «рабами». Обычной для России является ситуация, когда рабочий, сделав обязательные платежи, а также оплатив повседневные расходы, питание и жилье, может откладывать 150-300 долларов в месяц. Чтобы понять значение этой суммы, надо иметь в виду, что средняя зарплата мужчины-рабочего в КНДР сейчас составляет 50-70 долларов в месяц, и с этого еще нужно кормить семью. Если учитывать, что большинство рабочих находится на территории России в течение двух-трех лет, то вполне реально вернуться домой с 4000-6000 долларов.
Сумма эта, по северокорейским меркам, весьма внушительная, а до недавнего времени была вообще огромной. В большинстве случаев рабочий использует эти деньги на то, чтобы купить своей жене торговую точку, минимальная стоимость которой в Пхеньяне сейчас составляет около пяти тысяч долларов (в провинции стандартная торговая точка, или 75 сантиметров прилавка на рынке, стоит существенно меньше). Если ситуация благоприятствует, то на эти деньги можно открыть и что-то более серьезное — например, столовую или швейную мастерскую.
Деньги эти можно использовать и иначе — например, потратить на образование детей, оплатив занятия с репетиторами и увеличив их шансы поступить в хороший вуз. Наконец, их можно потратить на жилье. Конечно, в последние годы цены на недвижимость в крупных северокорейских городах выросли чрезвычайно, и пяти тысяч долларов сейчас не хватит даже на хибарку на дальней окраине столицы, но в сельской местности за эти деньги все еще можно решить квартирный вопрос.
Вместо пенсии и стипендии
Понятно, что просто так поехать за границу невозможно. Прошли те патриархальные времена, когда советский телевизор, подаренный секретарю партбюро после поездки в Хабаровский край, воспринимался как адекватное выражение благодарности. Сейчас в ходу всеобщий эквивалент — американский доллар и его собрат, китайский юань.
Стандартная взятка за право выехать на работу в Россию составляет 500-700 долларов. Это, кстати, существенно больше, чем взятка за выезд в другие страны, которые тоже принимают северокорейских рабочих: за выезд в Китай достаточно заплатить 200 долларов, право на «рабский труд» в одной из стран Ближнего Востока обойдется желающему в 400-500 долларов.
Среди северокорейских рабочих Россия считается страной с очень хорошими зарплатами и неплохими условиями жизни. Привлекательности ее способствует и та свобода, которой в России пользуются северокорейские рабочие: в Китае, например, им практически запрещен выход с территории предприятий. Понятно, что за право поработать в России многие в Северной Корее готовы хорошо заплатить.
Северокорейцы на рыбоперерабатывающем предприятии «Тунайча» на Сахалине. 26 сентября 2004 года
Олег Савин / ТАСС
После возвращения из-за границы рабочие проходят интенсивный курс идеологической переподготовки, который должен нейтрализовать то вредное знание об окружающем мире, которое неизбежно проникает в их головы. Потом на протяжении примерно года им полагается потрудиться по прежнему месту работы — и после этого они опять могут быть отобраны для поездки за границу. Подавляющее большинство мечтает именно о таком варианте, тем более что оставшиеся от прошлой поездки деньги облегчают общение с начальством и компетентными органами.
Впрочем, даже скромная торговая точка, которой заправляет жена удачно съездившего за границу северокорейца, приносит его семье доход, существенно превышающий средний, так что и одной поездки достаточно для того, чтобы гарантировать семье скромный достаток.
Это важно в том числе и потому, что в Северной Корее закончились времена «бури и натиска», когда, с одной стороны, ты мог вполне реально умереть от голода, а с другой — даже при отсутствии особых связей прогрызть себе дорогу в «верхние 3%». Сейчас даже скромный бизнес невозможно начать без стартового капитала, а у большинства населения страны этого капитала нет. Поэтому для рядового северокорейца, без особых связей и образования, но с умелыми руками и готовностью работать много (если нужно, и по 20 часов, здесь Госдепартамент прав), несколько лет работы за границей — это едва ли не единственный шанс подняться на пару ступенек по социальной лестнице, гарантировать семье относительную имущественную стабильность, дать детям образование и купить антибиотики больным родителям.
Не надо питать иллюзий: условия, в которых трудятся северокорейские рабочие, крайне тяжелые, но они, как правило, все равно заметно легче, чем те, в которых им пришлось бы трудиться дома, причем за меньшие деньги. Нет сомнений, что и рабочий день продолжается «столько, сколько надо», и отношение к технике безопасности весьма безответственное. Только дело тут не в том, что злобные северокорейские спецслужбисты заставляют рабочих бесплатно трудиться по две смены — рабочие делают это сами, потому что им за это платят столько, сколько они никогда не смогли бы заработать дома.
Да, северокорейские спецслужбы тщательно отслеживают поведение рабочих, и любые проявления вольнодумства караются ими весьма жестоко. Но и вольнодумства, и побегов среди рабочих на удивление мало. С одной стороны, рабочие знают, что в случае побега пострадает оставшаяся на родине семья. В наши либеральные времена жену и детей беглеца больше не отправляют в лагеря, но вот ни о какой хорошей работе и о праве жить в большом городе они могут больше не мечтать. С другой — большинство рабочих, включая и тех, кто не слишком хорошо относится к существующему в КНДР режиму, едут за границу, чтобы заработать деньги на решение проблем своей семьи, и вовсе не хотят ставить эту главную задачу под угрозу.
Цели и фразы
Однако сейчас, как мы видим, у них нашлись защитники — как в Госдепартаменте, так и среди западных либералов, которые хотят запретить северокорейскую трудовую миграцию.
С позицией США все понятно: администрация Трампа сделала ставку на экономическое давление на Северную Корею. Расчет на то, что Пхеньян, столкнувшись с международными санкциями и ухудшением экономического положения, решит отказаться от ядерного оружия. Расчет этот, конечно, неверен: от ядерного оружия руководство КНДР не откажется ни при каких обстоятельствах, даже если сохранение ядерной программы будет означать новый голод и гибель значительной части жителей страны.
Однако в Вашингтоне сохраняются по этому поводу немалые иллюзии, и сейчас американская дипломатия последовательно работает над тем, чтобы закрыть все каналы финансирования северокорейского режима, включая и поставки рабочей силы, которые являются заметным источником валютных доходов Пхеньяна.
Тут, как говорится, американцы в своем праве: у них, как и у других стран, включая и Россию, есть все основания опасаться и самой ядерной программы Северной Кореи, и того негативного влияния, которое эта программа оказывает на стабильность режима нераспространения. Конечно, для экспертов очевидно, что санкции не приведут к желаемому результату, но сам факт их введения понятен и не вызывает принципиальных возражений.
Возражения вызывает другое — попытки представить усилия, направленные на финансовое удушение Северной Кореи, в виде заботы о правах северокорейских жителей. Прекращение трудовой миграции вовсе не означает, что северокорейские рабочие вернутся домой и будут там трудиться в кондиционированных цехах по восемь часов в день с соблюдением всех правил техники безопасности. Нет, условия работы дома будут у них, скорее всего, гораздо хуже, чем те, с которыми они сталкиваются в России, а вот зарплаты окажутся меньше во много раз. Их дети не смогут получить качественное образование, их родители умрут раньше времени без импортных лекарств, а их семьи вместо риса и временами жареной свинины будут питаться опостылевшей вареной кукурузой.
Читайте также другие материалы Московского центра Карнеги:
Зачем Северная Корея посадила и освободила американского студента
Северная Корея и Трамп: далеко ли до войны
Три измерения: как решить ядерную проблему Северной Кореи
Андрей Ланьков, Carnegie.ru
Тайный мир рабочих из КНДР в России
В панельных домах, распложенных вдоль грязной трассы на окраине Санкт-Петербурга, находится мир, где в России тайно работают северокорейцы.
На стройплощадке рядом со своими ветхими жилищами рабочие, строящие многоквартирные дома, рассказали репортеру CNN, что они прибыли из Северной Кореи. Работая в условиях, которые в Госдепартаменте США называют «рабскими», они входят в число примерно 50 тысяч человек, приехавших в Россию из этого государства, существующего в изоляции.
Американские дипломаты говорят, что до 80% заработков этих рабочих перечисляют в Пхеньян на поддержку режима северокорейского лидера Ким Чен Ына.
Северокорейские рабочие, занятые на этом строительном объекте, скорее всего, отошлют деньги своим семьям.
Expressen16.01.2018NHK16.01.2018«Нихон кэйдзай»15.01.2018ООН выразила озабоченность в связи с тем, что эти деньги — в общей сложности 500 миллионов долларов в год, которые зарабатывают по всему миру трудовые мигранты из Северной Кореи — идут на финансирование ракетно-ядерных программ Ким Чен Ына.
Согласно резолюции Совета Безопасности ООН, направленной на сдерживание ядерных планов Северной Кореи, странам разрешено по квоте брать на работу северокорейских рабочих, но им нельзя выдавать новые разрешения на работу.
В соответствии с последней волной санкций, в Резолюции 2397 указано, что к началу декабря 2019 года все северокорейские рабочие должны быть отправлены домой, в результате чего Пхеньян будет лишен важнейшего источника денежных поступлений. Но поскольку неизвестно, сколько северокорейских рабочих в настоящее время находится в России, по словам аналитиков, остается неясным, все ли они вернутся домой.
Ограничение, введенное в отношении найма рабочих, было частью пакета санкций, принятых Советом Безопасности в декабре прошлого года, которые предполагают ограничение на импорт нефти Пхеньяном и расширение эмбарго на поставки в страну промышленного оборудования, машин и металлов.
Более жесткие санкции были введены после очередного испытания северокорейской ракеты. Ракета «Хвасонг-15», запущенная 29 ноября, достигла максимальной для северокорейской ракеты высоты, и теперь, как сообщают государственные СМИ КНДР, Пхеньян сможет поразить любую цель на континентальной части США.
Ужесточение санкций
Несмотря на то, что Россия поддержала декабрьскую резолюцию ООН по Северной Корее, один из высокопоставленных российских законодателей выразил сомнения в эффективности санкций как способа ограничения способности Ким Чен Ына реализовывать свою программу по разработке вооружений.
«Россия, как и Северная Корея, также находится под экономическими санкциями. Уверен, что эти экономические санкции, в том числе американские, никогда не оказывали влияния на нашу внутреннюю или внешнюю политику», — заявил CNN председатель комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев.
«Санкции — неправильный инструмент. Они не решат проблемы Северной Кореи», — добавил он.
Ослабление напряженности
Северная Корея назвала последний раунд санкций «актом войны», но с тех пор, как они были введены, напряженность на Корейском полуострове ослабла с началом первых почти за два года переговоров один на один между КНДР и Южной Кореей.
Президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин заявил, что подходящие условия для переговоров были созданы благодаря кампании по оказанию давления, проведенной президентом США Дональдом Трампом. Однако государственное информационное агентство Северной Кореи парировало, заявив, что прорыв произошел в результате улучшения отношений между Пхеньяном и Сеулом.
«Невыносимо смотреть на подобострастие Южной Кореи, рассыпающейся в благодарности к Трампу, как будто результаты межкорейских переговоров были достигнуты из-за их международных санкций и давления», — говорится в сообщении.
В адрес России звучат многочисленные обвинения в том, что, нанимая северокорейских рабочих, она подрывает дух санкций, введенных против Пхеньяна. А на фоне сообщений о том, что она осуществляет поставки топлива в Северную Корею, Министерство иностранных дел России защитило страну, заявив, что в соответствии с условиями санкций странам разрешено поставлять нефть Пхеньяну по «квоте».
Сенатор Константин Косачев опроверг заявление о том, что Россия не придерживается требований резолюции ООН по Северной Корее, заявив в интервью CNN, что Россия твердо соблюдает «все санкции, которые поддерживает Совет Безопасности».
Россия протягивает руку помощи
Правда, по словам Александра Габуева, руководителя программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе» Московского Центра Карнеги, Россия поддерживает санкции неохотно, и эта поддержка обусловлена стремлением предотвратить прозападную смену режима в Пхеньяне.
«Не думаю, что Россия действительно верит в эти санкции», — заявил Габуев.
«Наступает момент, когда Россия не может позволить себе быть злодеем» и нарушать санкции против Пхеньяна, сказал Габуев, поскольку «это может ухудшить и без того плохие отношения с Соединенными Штатами».
«Подписывая международные санкции, — сказал он, — Россия изо всех сил старается сделать их как можно менее эффективными».
Перед принятием дополнительных санкций против Северной Кореи в декабре прошлого года президент России Владимир Путин, согласно сообщению пресс-секретаря президента Южной Кореи, заявил, что Россия выступает против прекращения поставок нефти в Северную Корею.
«Удержать Пхеньян на плаву является важной задачей, — сказал Габуев. — Эта страна не может обойтись без импортного топлива, поэтому Россия сосредоточила на этом свои дипломатические усилия, чтобы не оказывать слишком сильного давления на режим».
А на стройплощадке в Санкт-Петербурге репортер CNN подошел к пугающимся камеры рабочим, обедавшим в столовой, на стенах которой висели плакаты на корейском языке.
По словам Габуева, рабочие специальности на зарубежных объектах престижны, поскольку рабочие могут обеспечить свои семьи, так как за границей они зарабатывают больше.
Но хотя Россия настойчиво заявляет, что деньги, заработанные рабочими, помогают северокорейцам выжить, критики считают, что она продолжает использовать рабочих из КНДР, поскольку хочет предотвратить прозападную смену режима.
«Стихийный крах Северной Кореи означает либо потоки беженцев, либо войну, но, в конечном счете, и приведет к воссоединению Кореи, которая является союзником Соединенных Штатов, — сказал Габуев в интервью CNN. — Это может означать, что у российской границы появятся американские войска. А этого Россия однозначно не хотела бы».
Москва решает непростую задачу, пытаясь сохранить неустойчивое равновесие — официально она поддерживает международные санкции, чтобы оказать давление на северокорейский режим, но при этом протягивает Пхеньяну руку помощи, которая тому крайне необходима.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Северокорейские рабочие в России — трудовые мигранты или рабы?
США, обеспокоенные ядерной программой Пхеньяна, имеют все основания стремиться финансово удушить Северную Корею. Но попытки называть корейскую трудовую миграцию рабством и изображать борьбу с ней как заботу о северокорейских гражданах не имеют никакого отношения к реальности. В рамках совместного проекта Московского центра Карнеги кореевед Андрей Ланьков рассказывает о новом докладе Госдепартамента США по поводу торговли людьми — и объясняет, в чем он ошибается касательно северокорейцев в России.
Госдепартамент США опубликовал очередной доклад, посвященный проблеме торговли людьми (human trafficking), и там обнаружились неожиданные претензии к России. В докладе сообщается, что на территории России находятся трудовые лагеря , в которых содержатся северокорейские рабочие.
Сама формулировка — трудовые лагеря — вызывает в воображении страшные картины, заставляя вспоминать о Колыме 1937 года. Вдобавок в докладе Госдепартамента говорится о том, что десятки тысяч северокорейских рабочих подневольно трудятся по 20 часов в сутки за скудный паек. Вывод делается вполне однозначный: Россия, как и ряд других стран, где находятся северокорейские рабочие, использует подневольный труд и должна немедленно отказаться от этой порочной практики.
Я занимаюсь Северной Кореей уже более трех десятилетий, и за это время мне не раз доводилось беседовать с теми гражданами КНДР, которые работали — или сейчас работают — за границей. В том числе с теми, кто из лагерей бежал и потом перебрался в третьи страны. Поэтому, ознакомившись с докладом Госдепартамента, я не могу удержаться, чтобы не задать один простой вопрос: а как именно рабочие оказываются в этих лагерях, на каком основании этих якобы рабов XXI века отбирают для отправки в трудовые лагеря ?
Ответ может удивить многих. Формально на работу в Россию, Китай и Ближний Восток власти КНДР направляют квалифицированных рабочих, которые вдобавок отличаются идейно-политической устойчивостью. Но на практике важнейшим критерием отбора уже давно является способность кандидата заплатить взятку местному начальству, причем речь идет о весьма внушительной — по северокорейским меркам — сумме.
Мне как-то не приходилось слышать, чтобы африканцы в XVII веке платили работорговцам за право подняться на борт судна, увозящего их трудиться на сахарных плантациях Карибских островов. Не попадалось историй и о том, чтобы чернокожие рабы, вернувшись после нескольких лет работы на этих плантациях, оставляли часть заработанного там для того, чтобы по прошествии нескольких лет вновь заплатить за право подняться на борт уходящего в Америку корабля.
Сам по себе факт, что за возможность поработать в этих трудовых лагерях в Северной Корее нужно платить немалые деньги, показывает: какими бы тяжелыми ни были там условия труда, рабским этот труд считать не приходится.
Для подавляющего большинства северокорейцев работа за границей означает возможность радикально улучшить имущественное и социальное положение — и свое собственное, и своей семьи. Более того, для многих из них это вообще единственный шанс на социальную мобильность.
Традиции лесорубов
История северокорейских рабочих в России/СССР началась еще до формального провозглашения КНДР. Первые группы рабочих были завербованы для работы на рыбных промыслах и лесозаготовках Дальнего Востока в 1946 году, когда северная часть Корейского полуострова находилась под прямым управлением Советской армии. Речь идет о весьма масштабной миграции: за период 1946 1949 годов на работу в СССР прибыло 26 тысяч человек. Многие из них по истечении срока контракта постарались не возвращаться домой. Некоторым это удалось — они благополучно влились в сахалинскую корейскую общину.
Однако по-настоящему история трудовой миграции началась после того, как в 1966 году на закрытой встрече Ким Ир Сена и Леонида Брежнева во Владивостоке было принято решение регулярно отправлять в СССР северокорейских рабочих. Проект этот благополучно пережил распад Союза, голод в КНДР, неоднократную смену высшего руководства и частые изменения политического курса обеих стран. Он продолжает функционировать и сейчас.
В этом нет ничего удивительного: большинство проектов советско-северокорейского (а потом и российско-северокорейского) сотрудничества были экономически малоцелесообразными, осуществлялись исключительно по политическим соображениям и в силу этого оказались нежизнеспособными. Но к поставкам рабочей силы это не относится: с самого начала речь шла об экономически оправданном и взаимовыгодном проекте. От него выигрывала и российско-советская сторона, получавшая дешевую и дисциплинированную рабочую силу, и Северная Корея, которая могла зарабатывать валюту, и сами северокорейские рабочие.
В 1970 1990-х годах количество северокорейских рабочих, находящихся в каждый конкретный период на территории СССР, колебалось между 15 и 20 тысячами человек. В основном они были заняты на лесозаготовках в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке.
Поначалу, как вспоминают северокорейцы старшего поколения, мысль о поездке зимой в сибирскую тайгу особого энтузиазма не вызывала, и рабочих действительно приходилось направлять туда в принудительном порядке. Но не прошло и нескольких лет, как ситуация радикальным образом изменилась: жители КНДР обнаружили, что их соседи, отработав в Сибири положенные два года, возвращались в родные места настоящими богачами — конечно, по скромным меркам тогдашней Северной Кореи. Корейцы старшего поколения до сих пор с удивлением вспоминают, как на улицах их городков в 1970-е вдруг стали появляться парни на собственных мотоциклах — ИЖ и Явы были привезены их владельцами из СССР.
Платили рабочим действительно очень мало — в начале 1980-х водитель тяжелого грузовика или лесоруб зарабатывал 50-80 рублей в месяц, то есть раз в пять меньше, чем за такую же работу получал бы гражданин СССР. Но рабочим предоставляли жилье и еду, так что деньги эти особо не тратились, и за два года — именно столько длилась тогда типичная командировка — у жившего на всем готовом рабочего скапливалась тысяча-другая советских рублей.
На эти деньги покупались товары, которые пользовались спросом в КНДР, — от холодильников и мотоциклов (в те времена — символы крайней роскоши, аналог Порше , а то и собственного самолета) до телевизоров, эмалированных тазов и кастрюль. Все это грузили в контейнеры и отправляли домой для последующей перепродажи, так что два года в Сибири гарантировали пять-восемь лет спокойной и сытой жизни всей семье. Конечно, под сытой жизнью подразумевается возможность почти ежедневно есть рис, а временами и свинину, но в Северной Корее 1970-х такое имели далеко не все.
Разумеется, за право быть отобранным нужно было платить и тогда: стандартным вознаграждением начальнику, который порекомендовал тебя на работу в СССР, служил телевизор — сначала черно-белый, а потом, примерно с 1980 1985 годов, все чаще цветной.
Конечно, особой идиллией считать жизнь рабочих не приходилось. Северокорейские лагеря лесорубов с самого начала представляли собой государство в государстве, и присутствовавшие там представители северокорейских спецслужб внимательно следили за настроениями и поведением рабочих. За отклонения от предписанных правил поведения лесорубов ждало суровое наказание. По возможности виновных и подозрительных вывозили из СССР на родину и разбирались с ними уже там, а для их временного содержания в самых крупных северокорейских лагерях лесорубов были оборудованы тюрьмы. В тех случаях, когда вывоз был затруднен, а человек казался действительно опасным, северокорейские компетентные органы без особых колебаний прибегали и к физической ликвидации — советским властям сообщали, что человек стал жертвой несчастного случая или вовсе пропал без вести.
Впрочем, подобное происходило редко. В своем большинстве северокорейские рабочие не были склонны обсуждать сообщения ревизионистской советской прессы и вообще беседовать на политические темы, да и законы они в целом старались не нарушать. Главная их задача была проста и понятна — заработать денег для семьи, и с этими деньгами благополучно вернуться домой. Немалую роль играло и то, что с самого начала на работу за рубеж отправляли только тех, у кого дома остаются жены и дети, — им есть к кому возвращаться, а в случае нежелательного поведения рабочего в распоряжении властей имеются заложники.
На ситуацию с северокорейскими рабочими перестройка повлияла на удивление мало. Потребность в дешевой рабочей силе никуда не делась. Хотя в кризисные 1990-е количество северокорейских рабочих ожидаемо сократилось, после 2000 года их численность опять стала расти и сейчас доходит примерно до 30 тысяч человек.
Правда, характер работы изменился: ныне лесорубы составляют лишь небольшую часть всех северокорейских рабочих. Граждане КНДР работают в строительстве, сельском хозяйстве, пищевой и легкой промышленности, сфере обслуживания.
Оброком легким заменил
Северокорейские власти стремятся как можно плотнее контролировать своих граждан за рубежом, поэтому обычно расселяют их компактно, в общежитиях или, если они работают в сельской местности, в пресловутых лагерях. Но значительная часть северокорейских рабочих в России с конца 1990-х годов оказалась отпущенной на оброк . Им разрешено не только свободно перемещаться по российской территории, но и самим искать себе работу.
Подразумевается, что они будут отдавать государству некоторую фиксированную сумму, а все заработанное сверх оставят себе. В большинстве случаев таким правом свободного поиска пользуются небольшие бригады сельскохозяйственных или строительных рабочих, выполняющие мелкие частные заказы. Во многих случаях дополнительную внеурочную работу на стороне ищут и те, кто работает организованными группами на крупных предприятиях и стройках.
Размер оброка фиксирован и зависит от ряда факторов, включая квалификацию рабочего, условия местности, где он находится (например, выплаты на Сахалине, с его нефтегазовым благополучием, обычно выше, чем на материке). В России в большинстве случаев выплаты, формально именуемые плановым взносом , сейчас составляют от 500 до 900 долларов в месяц.
Некоторая часть этих денег оказывается в карманах северокорейских менеджеров и спецслужбистов, которые окормляют рабочих, но в основном они все-таки поступают в северокорейский государственный бюджет. Именно эти поступления, в сумме составляющие несколько сотен миллионов долларов в год, и являются основной причиной того, что КНДР активно посылает рабочих за рубеж — а Госдепартамент США пытается эту практику прекратить.
Впрочем, внакладе не остаются и те, кого в докладе Госдепартамента назвали рабами . Обычной для России является ситуация, когда рабочий, сделав обязательные платежи, а также оплатив повседневные расходы, питание и жилье, может откладывать 150-300 долларов в месяц. Чтобы понять значение этой суммы, надо иметь в виду, что средняя зарплата мужчины-рабочего в КНДР сейчас составляет 50-70 долларов в месяц, и с этого еще нужно кормить семью. Если учитывать, что большинство рабочих находится на территории России в течение двух-трех лет, то вполне реально вернуться домой с 4000-6000 долларов.
Сумма эта, по северокорейским меркам, весьма внушительная, а до недавнего времени была вообще огромной. В большинстве случаев рабочий использует эти деньги на то, чтобы купить своей жене торговую точку, минимальная стоимость которой в Пхеньяне сейчас составляет около пяти тысяч долларов (в провинции стандартная торговая точка, или 75 сантиметров прилавка на рынке, стоит существенно меньше). Если ситуация благоприятствует, то на эти деньги можно открыть и что-то более серьезное — например, столовую или швейную мастерскую.
Деньги эти можно использовать и иначе — например, потратить на образование детей, оплатив занятия с репетиторами и увеличив их шансы поступить в хороший вуз. Наконец, их можно потратить на жилье. Конечно, в последние годы цены на недвижимость в крупных северокорейских городах выросли чрезвычайно, и пяти тысяч долларов сейчас не хватит даже на хибарку на дальней окраине столицы, но в сельской местности за эти деньги все еще можно решить квартирный вопрос.
Вместо пенсии и стипендии
Понятно, что просто так поехать за границу невозможно. Прошли те патриархальные времена, когда советский телевизор, подаренный секретарю партбюро после поездки в Хабаровский край, воспринимался как адекватное выражение благодарности. Сейчас в ходу всеобщий эквивалент — американский доллар и его собрат, китайский юань.
Стандартная взятка за право выехать на работу в Россию составляет 500-700 долларов. Это, кстати, существенно больше, чем взятка за выезд в другие страны, которые тоже принимают северокорейских рабочих: за выезд в Китай достаточно заплатить 200 долларов, право на рабский труд в одной из стран Ближнего Востока обойдется желающему в 400-500 долларов.
Среди северокорейских рабочих Россия считается страной с очень хорошими зарплатами и неплохими условиями жизни. Привлекательности ее способствует и та свобода, которой в России пользуются северокорейские рабочие: в Китае, например, им практически запрещен выход с территории предприятий. Понятно, что за право поработать в России многие в Северной Корее готовы хорошо заплатить.
Северокорейцы на рыбоперерабатывающем предприятии Тунайча на Сахалине. 26 сентября 2004 годаОлег Савин / ТАСС
После возвращения из-за границы рабочие проходят интенсивный курс идеологической переподготовки, который должен нейтрализовать то вредное знание об окружающем мире, которое неизбежно проникает в их головы. Потом на протяжении примерно года им полагается потрудиться по прежнему месту работы — и после этого они опять могут быть отобраны для поездки за границу. Подавляющее большинство мечтает именно о таком варианте, тем более что оставшиеся от прошлой поездки деньги облегчают общение с начальством и компетентными органами.
Впрочем, даже скромная торговая точка, которой заправляет жена удачно съездившего за границу северокорейца, приносит его семье доход, существенно превышающий средний, так что и одной поездки достаточно для того, чтобы гарантировать семье скромный достаток.
Это важно в том числе и потому, что в Северной Корее закончились времена бури и натиска , когда, с одной стороны, ты мог вполне реально умереть от голода, а с другой — даже при отсутствии особых связей прогрызть себе дорогу в верхние 3% . Сейчас даже скромный бизнес невозможно начать без стартового капитала, а у большинства населения страны этого капитала нет. Поэтому для рядового северокорейца, без особых связей и образования, но с умелыми руками и готовностью работать много (если нужно, и по 20 часов, здесь Госдепартамент прав), несколько лет работы за границей — это едва ли не единственный шанс подняться на пару ступенек по социальной лестнице, гарантировать семье относительную имущественную стабильность, дать детям образование и купить антибиотики больным родителям.
Не надо питать иллюзий: условия, в которых трудятся северокорейские рабочие, крайне тяжелые, но они, как правило, все равно заметно легче, чем те, в которых им пришлось бы трудиться дома, причем за меньшие деньги. Нет сомнений, что и рабочий день продолжается столько, сколько надо , и отношение к технике безопасности весьма безответственное. Только дело тут не в том, что злобные северокорейские спецслужбисты заставляют рабочих бесплатно трудиться по две смены — рабочие делают это сами, потому что им за это платят столько, сколько они никогда не смогли бы заработать дома.
Да, северокорейские спецслужбы тщательно отслеживают поведение рабочих, и любые проявления вольнодумства караются ими весьма жестоко. Но и вольнодумства, и побегов среди рабочих на удивление мало. С одной стороны, рабочие знают, что в случае побега пострадает оставшаяся на родине семья. В наши либеральные времена жену и детей беглеца больше не отправляют в лагеря, но вот ни о какой хорошей работе и о праве жить в большом городе они могут больше не мечтать. С другой — большинство рабочих, включая и тех, кто не слишком хорошо относится к существующему в КНДР режиму, едут за границу, чтобы заработать деньги на решение проблем своей семьи, и вовсе не хотят ставить эту главную задачу под угрозу.
Цели и фразы
Однако сейчас, как мы видим, у них нашлись защитники — как в Госдепартаменте, так и среди западных либералов, которые хотят запретить северокорейскую трудовую миграцию.
С позицией США все понятно: администрация Трампа сделала ставку на экономическое давление на Северную Корею. Расчет на то, что Пхеньян, столкнувшись с международными санкциями и ухудшением экономического положения, решит отказаться от ядерного оружия. Расчет этот, конечно, неверен: от ядерного оружия руководство КНДР не откажется ни при каких обстоятельствах, даже если сохранение ядерной программы будет означать новый голод и гибель значительной части жителей страны.
Однако в Вашингтоне сохраняются по этому поводу немалые иллюзии, и сейчас американская дипломатия последовательно работает над тем, чтобы закрыть все каналы финансирования северокорейского режима, включая и поставки рабочей силы, которые являются заметным источником валютных доходов Пхеньяна.
Тут, как говорится, американцы в своем праве: у них, как и у других стран, включая и Россию, есть все основания опасаться и самой ядерной программы Северной Кореи, и того негативного влияния, которое эта программа оказывает на стабильность режима нераспространения. Конечно, для экспертов очевидно, что санкции не приведут к желаемому результату, но сам факт их введения понятен и не вызывает принципиальных возражений.
Возражения вызывает другое — попытки представить усилия, направленные на финансовое удушение Северной Кореи, в виде заботы о правах северокорейских жителей. Прекращение трудовой миграции вовсе не означает, что северокорейские рабочие вернутся домой и будут там трудиться в кондиционированных цехах по восемь часов в день с соблюдением всех правил техники безопасности. Нет, условия работы дома будут у них, скорее всего, гораздо хуже, чем те, с которыми они сталкиваются в России, а вот зарплаты окажутся меньше во много раз. Их дети не смогут получить качественное образование, их родители умрут раньше времени без импортных лекарств, а их семьи вместо риса и временами жареной свинины будут питаться опостылевшей вареной кукурузой.
О северокорейских рабочих в России
Поводом к сбору материалов для этой статьи стал доклад госдепартамента США, в котором повествуется об ужасных условиях, в которых находятся северокорейские рабочие в РФ. Оказывается, «Северная Корея руководит трудовыми лагерями на российской территории, на которых подвергла тысячи северокорейских рабочих принудительному труду». Каждый год туда отправляется 20 тысяч северокорейских граждан. При этом в феврале 2016 г. власти двух стран заключили соглашение, позволяющее депортировать северокорейских «нелегалов» (под которыми, конечно же, понимаются политбеженцы) обратно на родину, где их, разумеется, ждут пытки и смерть.
Похожая информация звучала из уст спецдокладчика ООН по правам человека в КНДР. Те, кто находится в таких лагерях, существуют на правах рабов. Их рабочий день составляет от 12 до 16, а иногда и до 20 часов, без соблюдения норм техники безопасности и под присмотром сотрудников северокорейских госорганов. За это они получают мизерную зарплату $150 в месяц, но 60-90% от этой суммы забирает государство.
Как указывается в докладе, «от 50 до 80 тыс. граждан КНДР принудительно работают за рубежом, прежде всего в России и Китае». Таким образом, власти Северной Кореи «зарабатывают сотни миллионов долларов».
Власти России же «не выполняют в полной мере минимальные стандарты по устранению работорговли не предпринимают достаточно шагов для решения проблемы (очень удобная формулировка для критиканов)», отчего РФ пятый год подряд включена в самую низкую категорию государств, действия властей которых не отвечают минимальным стандартам американского законодательства по данному поводу. Там же находятся, в частности, Белоруссия, Узбекистан, КНДР, Туркмения, Сирия, Венесуэла и Иран.
В связи с этим Госсекретарь США Рекс Тиллерсон призвал Россию и Китай бороться с принудительным трудом граждан Северной Кореи: «Мы призываем любую страну, которая принимает рабочих из Северной Кореи, отправлять этих людей домой».
Все подобные доклады рассчитаны на западную аудиторию, не имеющую возможности банально проверить, насколько данные, полученные от перебежчиков или ангажированных псевдоправозащитных организаций, соответствуют действительности. У российских исследователей есть возможность это проверить.
Оставим за скобками даже то, как собиралась информация для доклада, в котором, например, встречаются пассажи типа «a homeless shelter run by the Russian Orthodox Church in Kitezh began accepting trafficking victims and offered them food and housing». Для российского читателя это выглядит примерно, как если бы в докладе МИД РФ, в котором бы патетически рассказывалось о том, что в секретных тюрьмах ЦРУ над бездомными проводят медицинские эксперименты, упоминались города Ракун-сити, Гравити Фоллс и Сайлент Хилл. Отложим и вопрос о сравнении условий жизни северокорейцев в России хотя бы с мигрантами из Центральной Азии, не говоря уже, скажем, о мексиканцах в США.
Зададим иные вопросы: отчего «рабы из КНДР» дают взятки в 500–700 долларов, чтобы попасть в РФ на заработки? Отчего северокорейские рабочие заметны на улицах Владивостока и иных городов России и не выглядят узниками и почему, когда они возвращаются домой рейсом Владивосток-Пхеньян, этот рейс забит товарами, которые северокорейские рабочие накупили на свою «отнимаемую» зарплату – от видеомагнитофонов до автомобильных шин или промышленного или сельскохозяйственного оборудования, явно рассчитанного на применение в условиях малого бизнеса.
Расскажем потому о реальной ситуации. Консульские отделы посольства РФ, выдающие визы, обслуживают где-то сто человек в день или 20000 в год. Вдобавок какое-то количество людей продлевается на российской территории. Перед поездкой для работников из КНДР проводится экзамен на знание русского языка, истории России и основ законодательства Российской Федерации, проводимый на базе Пхеньянского института иностранных языков при участии центра «Русский мир» и Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина.
На данный момент, как предполагается, в России работают около 30 тыс. северокорейцев. По сообщению NHK, в 2016 году количество работающих в России граждан КНДР достигло 29 тыс. человек, что вдвое больше, чем 5 лет тому назад. Сходные цифры сообщает американская радиостанция «Свободная Азия», ссылаясь на данные Корейского агентства содействию внешней торговле и инвестициям (KOTRA). При этом учитываются только северяне, получившие официальное разрешение работать в России.
Деятельность рабочих регулируется Межправительственным соглашением о временной трудовой деятельности граждан одного государства на территории другого государства, в рамках которого периодически проходят заседания российско-корейской рабочей группы на уровне заместителей министра.
В советское время лесорубы из КНДР часто работали в тайге, и их лагеря лесорубов представляли собой государство в государстве со своими порядками, разговоры о которых носили характер городских легенд. Но сегодня лесорубы составляют лишь небольшую часть всех северокорейских рабочих, и нет никаких подтверждений тому, что их «лагеря» являются анклавами, куда представителям российской власти нет доступа и действуют законы КНДР. В основном северяне заняты в строительстве и горнодобывающей промышленности. Им разрешено не только свободно перемещаться по российской территории, но и самим искать себе работу, как формальную, так и внеурочную.
Один из ведущих российских корееведов А.Ланьков описывает модель заработка так: государству отдается фиксированная сумма от 500 до 900 долларов в месяц с человека, а все сверх того остается рабочим. С учетом порядка оплаты, даже сделав обязательные платежи, а также оплатив повседневные расходы, питание и жилье, гражданин КНДР может откладывать 150–300 долларов в месяц при том, что аналогичная средняя зарплата в КНДР сейчас составляет 50–70 долларов в месяц. Таким образом, пробыв в России в течение двух-трех лет, реально вернуться домой с 4000–6000 долларов, что делает их самыми высокооплачиваемыми рабочими страны.
Вывозят накопленное не всегда легально. Известно дело, когда северокореец пытался вывезти из Владивостока 100 тысяч долларов в картонной коробке, — это были деньги группы рабочих, отправляющих деньги на родину своим семьям. Кроме этого, накопленные деньги конвертируются в полезный для работы на родине багаж: во время путешествия в Пхеньян автор лично наблюдал и шины, и коробки с каким-то инструментом, и бытовую технику – скорее на реализацию, чем для личного пользования.
Надо отметить, что хотя обустройством рабочих занимают приглашаемые их предприятия, в РФ этот вопрос держит на контроле Федеральная миграционная служба, сотрудники которой не только отлавливают нелегальных мигрантов, но и следят за тем, чтобы условия жизни легальных соответствовали стандарту.
Северокорейские рабочие на Дальнем Востоке очень высоко ценятся. Они не вовлечены в криминал (одинокая женщина может не бояться нанять бригаду таковых для ремонта своей квартиры), очень прозрачны для властей, прекрасно управляемы и довольно самоизолированы от внешнего мира, что существенно снижает шанс любых конфликтов между ними и местным населением. Их общежития отличаются чистотой, и они не ловят местных собак на еду вопреки слухам. Из-за этого местный бизнес очень заинтересован в увеличении их числа и рассматривает их как хорошую альтернативу как гастарбайтерам из Средней Азии, так и китайцам.
Один из собеседников автора во Владивостоке говорил, что с северянами комфортнее работать, чем с южанами. И там, и там трудовые конфликты бывают, но у южан хуже деловая культура и иное качество человеческого материала. Северокореец, которого отправили в Россию, — это тот, кто получил поощрение, южнокореец, направленный в Россию (особенно) не в Москву, — это залетчик или неудачник, которому не нашли иного места.
При этом надо понимать, что изоляция не тождественна казарменному режиму: во Владивостоке, северян нередко видят без сопровождения, и даже подвыпившими. Значки они при этом не прячут, так что распространенный на западе миф о том, что северокорейские рабочие стыдятся своего происхождения и не надевают значки с Кимами, когда выходят в город, не основан на фактах. Правдой скорее является то, что они много экономят и, условно говоря, вместо того, чтобы покупать сладости, копят на телевизор, который они потом увезут и перепродадут.
Считается, что условия жизни в России для отходников лучше, чем в Китае, где в 2006 году их было 57 тыс. человек, в 2012 году 80 тыс. человек, а в 2015 году уже 94 тыс. человек.
Здесь, конечно, мы снова сталкиваемся с непроверенной информацией, но если верить южнокорейским правозащитникам, снявшим о неблагоприятных трудовых условиях для северокорейских рабочих в Китае документальный фильм, или гонконгской вещательной компании Phoenix, на ряде предприятий приграничных районов (в Даньдуне и не только) число гастарбайтеров в 1,4 раза больше, чем число местных сотрудников.
Согласно данным правозащитников, рабочие трудятся в суровых условиях, получая зарплату 200-300 долларов в месяц, хотя 2/3 суммы отчисляются властям КНДР. Им практически запрещен выход с территории предприятий. Известно, что северокорейские женщины, работающие на текстильных фабриках, трудятся по 12 часов в сутки, работают в пыльных цехах и иногда падают от переутомления.
В ноябре 2011 году правительство Китая обязало застраховать иностранных трудящихся, но предприниматели исключают северокорейских рабочих из страховой системы ради экономии расходов. Поэтому в случае заболевания или производственной травмы северокорейские рабочие должны за свой счёт покрыть все расходы на лечение.
В РФ ситуация куда более благоприятна, но на Западе без скандалов нельзя. Вот типичный пример скандала. Два зарубежных СМИ — немецкое издание Die Welt и норвежское Josimar написали разгромные статьи, посвященные нечеловеческим условиям работы граждан КНДР на стройке стадиона «Зенит-Арена» в Санкт-Петербурге в период с августа до конца 2016 года. В публикациях сказано о 110 рабочих из Северной Кореи, которые живут в холодных бытовках за колючей проволокой, спят на полу и трудятся с 7 утра до полуночи. Зарплату они также не получают — вознаграждение их якобы уходит высшему руководству КНДР. Помимо этого, им якобы запрещено с кем-либо общаться. Об этом издания заявили со ссылкой на правозащитника и эксперта по работе с этническими меньшинствами и трудовыми мигрантами Андрея Якимова.
Однако в беседе с российскими СМИ тот же Якимов заявил, что не знает, есть ли рабочие из КНДР на стройке «Зенит-Арены». Он пояснил, что рассказывал норвежскому журналисту только общие сведения о занятости мигрантов в РФ.
Никита Павлов, пресс-секретарь компании «Трансстрой», которая вела работы на «Зенит-Арене» до июля 2016 года также заявил, что не располагает информацией о том, что в период их присутствия на объекте там трудились рабочие из КНДР.
22 мая 2017 г Президент Международной федерации футбола (ФИФА) Джанни Инфантино подтвердил, что в строительстве «Зенит Арены» на Крестовском острове в Петербурге участвовали граждане КНДР, права которых нарушались. Точнее, инспекционная группа ФИФА нашла «убедительные доказательства присутствия северокорейских рабочих на строительной площадке в Санкт-Петербурге» и «обнаруженные проблемы впоследствии обсуждались с генеральным подрядчиком». Однако сведений о рабском труде из письма не следует. Есть лишь дежурное осуждение, лишенное конкретных фактов: «ФИФА осведомлена и решительно осуждает часто ужасающие условия труда, в которых гражданам Северной Кореи приходится работать в разных странах по всему миру», и заявление о том, что инспекция, прошедшая в марте 2017 г., уже не обнаружила присутствия северокорейских рабочих на стройплощадке.
Что же до «выдачи политбеженцев», то в феврале 2016 года между Россией и СК было подписано соглашение о взаимной выдаче нелегальных мигрантов. Однако приоритетным является международное законодательство. Иное дело, что в СМИ попадают скорее громкие истории наподобие случая с Чхве Мен Боком. Указанный гражданин КНДР где-то между 1999 и 2002 гг. работал на лесоповале в посёлке Тында Амурской области, откуда бежал, подкупив охранника, и с того времени проживал сначала в Ростове, а потом в Санкт-Петербурге, где обзавёлся гражданской женой и двумя детьми. В начале января 2016 г. его задержала полиция и на основании отсутствия документов, разрешающих ему находиться в России, 31 января Всеволожский городской суд вынес решение о его выдворении в Северную Корею.
Но тут к делу подключились правозащитники в лице адвоката центра «Мемориал» Ольги Цейтлиной, которые заявили, что на родине Чхве казнят, а значит, Европейская конвенция запрещает выдавать нелегальных мигрантов в страны, где им грозит смертная казнь. Правда, статья 63 УК КНДР, посвященная «предательству Родины» включает в себя «побег», но скорее касается беглых функционеров, и смертная казнь за нее предусмотрена только в случае, если преступление повлекло особо тяжкие последствия.
Жалоба на решение был направлена в Европейский суд по правам человека, который 6 февраля предписал российскому правительству не экстрадировать Чхве до завершения рассмотрения его дела в ЕСПЧ. На это может уйти до двух лет, на протяжении которых он будет находиться в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. В итоге Ленинградский областной суд просто отменил решение районного суда.
Так что положение северокорейских рабочих в РФ рабским не назовешь, и рассуждения на эту тему прикрывают санкционную политику США и их союзников, направленную на то, чтобы лишить КНДР любого значимого источника валютных поступлений. До определенного времени таковым позиционировался Кэсонский промышленный комплекс, однако еще до его закрытия выяснилось, что доходы от северокорейских отходников только из России превосходят доходы из Кэсона. В результате огонь «правозащитной критики» переместился на них, притом, что выдвигаемые аргументы очень похожи – рабские условия труда. Ибо четко доказать, что именно деньги отходников идут на развитие ракетно-ядерной программы, не представляется возможным по чисто техническим соображениям.
Тем не менее, как считают что профессор университета Кунмин Андрей Ланьков, что директор Центра азиатской стратегии России Института экономики РАН Георгий Толорая, запрет деятельности северокорейских рабочих на территории России ударит не по ракетно-ядерной программе страны, а по рабочим, для которых это один из немногих способов заработать денег и посмотреть мир.
Завершим текст вопросом о том, как выглядит ситуация на фоне запрета на дополнительный экспорт рабочей силы в соответствии с резолюцией СБ ООН 2375. Как передаёт ТАСС, министр России по развитию Дальнего Востока Александр Галушка сообщил журналистам, что Россия намерена использовать труд северокорейских граждан в прежнем объёме, поскольку это соответствует российскому законодательству и нормам, обозначенным Советом Безопасности ООН. Теоретически это значит, что все рабочие, которые находятся в РФ, отработают свой срок до конца. Плюс есть возможность, что их контракты могут продлеваться, поскольку найм новых рабочих запрещен, а продление старых контрактов остается в «серой зоне».
В сложном положении оказались разве что те 3,5 тыс. северокорейских рабочих, которые прибыли в Россию в сентябре, получив разрешение со стороны российских властей, и резолюция СБ ООН застала их в процессе устройства на работу, так что они не смогли заключить трудовой договор. Координатор парламентской группы дружбы с Северной Кореей, депутат от КПРФ Казбек Тайсаев в связи с этим указывает, что, так как приглашения и визы были выданы северянам до принятия резолюции, они не являются объектом новых санкций.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
